Болшево в жизни историка и академика РАН Юрия Полякова

    Леонид ГОРОВОЙ

Выдающийся  историк, академик РАН Ю.А. Поляков (1921-2012)

В октябре прошлого года исполнилось 100 лет со дня его рождения. Нельзя сказать, что юбилейная дата историка осталась не замеченной, однако отмечалась она не так широко, как, к примеру, 80-летие Ю.А. Полякова, когда был выпущен посвященный его юбилею сборник статей «Этот противоречивый ХХ век» (М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001).

«За плечами Юрия Александровича нелегкая и сложная жизнь», отмечала его ученица доктор исторических наук В.Б. Жиромская.

Имя Ю.А. Полякова известно не только профессиональным историкам, но и всем тем, кто интересуется отечественной историей. Изучению её Юрий Александрович посвятил всю свою жизнь. Он —  автор более 650 научных публикаций, в том числе десятков монографий, посвящённых переломным периодам отечественной истории – Октябрьской революции и Гражданской войне в СССР, восстановительному периоду, истории советского крестьянства. Интересовался учёный и историей собственной семьи, изучение которой в силу известных причин долгое время было затруднено, а изложение – невозможно. Многие представители семейства Поляковых были тесно связаны с Подмосковьем.

Из родословной историка

В изданной уже в постсоветское время мемуарной книге «Минувшее. Фрагменты. Воспоминания историка» (М.: Собрание, 2010) Юрий Поляков подчеркнул, что хочет «посвятить предкам несколько страниц по одной причине — мне кажется, что их судьбы несут немало типичного, в этих родовых портретах видны характерные черты времени».

«Мои знания о своей родословной скудны, — писал Юрий Александрович. —  Виной тому — обстоятельства объективные, т. е. войны и революции, раскидавшие родню по всей России, и обстоятельства субъективные, т. е. семейные неурядицы, которые лишили меня отцовских рассказов о прошлом и притупили интерес к родне со стороны матери».

Так сложилось, что  Юрий не знал своих бабушек и дедушек — «главного источника семейных биографий», по его словам. Знания об истории семьи, как он признавался, складывались из собственных воспоминаний, рассказов матери и других родственников, из книг и документов.

Ясная и твердая генеалогия на уровне знаний у Юрия Полякова шла от прадеда — Александра Яковлевича Полякова (1822-1907), построившего несколько текстильных и красильных фабрик в Звенигородском и Богородском уездах Московской губернии — в селах Знаменском-Губайлове, Никольском, Баньках, а также в Щелкове и во Фрянове, основавшего солидное акционерное общество «Знаменская мануфактура». Им же была приобретена близ нынешнего Красногорска усадьба Знаменское-Губайлово — одна из интереснейших подмосковных усадеб, история которой известна с начала XVII века. В этой усадьбе в конце XIX – начале XX века бывали Валерий Брюсов, Андрей Белый, Константин Бальмонт, Юргис Балтрушайтис, другие поэты-символисты.

Александр Яковлевич построил в посёлке больницу и церковь. В Красногорске — крупном промышленном и культурном центре Подмосковья — чтят  его память как одного из первых строителей города. В 1994 году здесь была открыта школа  имени А.Я. Полякова.

У Александра Яковлевича было девять детей. Некоторые из них занималась предпринимательской деятельностью, другие же увлеклись наукой, литературой, искусством.

Родословная Поляковых

Главой «Знаменской мануфактуры» после смерти Александра Яковлевича стал Иван Александрович, оставаясь также директором фабрики во Фрянове. Сыновья Яков Александрович и Александр Александрович, ставшие директорами фабрик соответственно в Баньках и в Ново-Никольском, увлекались педагогической и театральной деятельностью. Александр Александрович организовал в Знаменском-Губайлове театр для рабочих, создал оранжерею. Яков Александрович был председателем попечительского совета среднего механико-технического училища Общества распространения технических знаний. Он женился на дочери крупного предпринимателя Анне Андреевой, а её сестра Екатерина вышла замуж за друга дома, поэта Константина Бальмонта.

После революции никто из Поляковых не эмигрировал. После национализации «Знаменской мануфактуры» они остались при фабриках на второстепенной работе  или стали жить у детей.

Старший сын Александра Яковлевича  Василий Александрович, дед Юрия Полякова, увлекался ботаникой. Получив свою долю отцовского наследства, он купил имение Малахово в Тульской губернии. Его жена Евдокия Федоровна, бабушка Юрия Полякова, происходила из обедневшего дворянского рода Ивановых-Симбирских.

Отец Юрия Александр Васильевич Поляков (1881-1958) окончил юридический факультет, но профессия адвоката была ему не по душе, и он поступил на медицинский факультет. Став врачом, он работал в Первой городской больнице им. Пирогова. Во время Первой мировой войны служил в армии. После демобилизации в декабре 1917 г. вернулся с фронта в Москву. Работал в красноармейском госпитале. В конце 1919 г. в составе Туркестанского фронта прибыл в Ташкент, куда позже перебралась его жена со старшими сыновьями. Родители Александра Василий Александрович и Евдокия Федоровна скончались по дороге в Ташкент.

Пожалуй, самым известным из клана  стал Сергей Александрович Поляков (1874-1943) — математик по образованию, полиглот, знавший 15 языков, переводчик, меценат, издатель начала XX века, основавший издательство «Скорпион»,  литературный журнал «Весы».  

     С.А. Поляков (в центре), К.Д. Бальмонт и Ю.К. Балтрушайтис. Начало ХХ века.

Дед Юрия Полякова со стороны матери Евгений Андреевич Ершов был крупным чиновником, вроде по ведомству путей сообщения. Он был женат на артистке Большого театра (скромной певице на маленьких ролях) Евгении Новицкой, но увлекся её подругой, известной солисткой Надеждой Васильевной Салиной (на премьере оперы П.И. Чайковского «Пиковая дама» она исполняла арию Лизы). Евгений Ершов оставил Новицкую-Ершову с тремя детьми — старшей Софьей, средней Лидией и младшим сыном Николаем. Евгений Андреевич основательно помогал оставленной семье материально, иначе дети не смогли бы получить хорошего образования.

Лида и Соня учились в Арсеньевской (частной) гимназии на Пречистенке. Николай Ершов окончил знаменитую Поливановскую гимназию, где в своё время учились Брюсов, Белый, сыновья Льва Толстого.

Сестры Ершовы поступили в открывшееся в 1899 г. музыкальное училище сестёр Гнесиных. «Ничем моя бедная мама, — писал в мемуарах Юрий Поляков, — так не гордилась, как тем, что в маленькой книжечке, вышедшей к 25-летию училища, её имя значилось в списке учениц второго выпуска». Среди немногих сохранившихся семейных реликвий ей была особенно дорога фотография Федора Ивановича Шаляпина с автографом, история которой такова: в Большой театр на новогодний утренник для детей артистов и служащих пришел Шаляпин, молодой, но уже знаменитый певец. Он вальсировал с тринадцатилетней хорошенькой Лидой Ершовой, которой подарил фотографию с надписью: «Милой барышне Лидочке Ершовой на добрую память. Фёдор Шаляпин. 31/12-1900 г.».

Лидия Ершова после гимназии поступила в консерваторию по классу фортепиано, однако замужество прервало музыкальную карьеру. В 1910 г. она родила первенца Игоря, а в 1911 г. — Ростислава. В 1920 г. она вслед за мужем  вместе с сыновьями перебралась в Ташкент. Там 18 октября 1921 года  и родился Юрий Александрович Поляков.

В 1920-е годы Александр Васильевич Поляков, работавший в Ташкенте гинекологом и занимавшийся частной практикой, имел неплохой доход. Он построил небольшой,  но достаточный для всей семьи дом, славившийся гостеприимством. Для приезжавших из Москвы артистов, музыкантов и других творческих людей Поляковы устраивали широкие приемы. На протяжении нескольких лет дом был своеобразным центром русской интеллигенции в Ташкенте.

Осенью 1928 г. в доме поселился сосланный в Ташкент Сергей Александрович Поляков. Юрий Александрович рассказывал, что пример дяди Сергея заразил его интересом к научному знанию и увлеченностью гуманитарными науками. Тогда сформировался высокий литературный вкус Юры, который с детства (да и в зрелые годы тоже)  писал стихи, хотя впоследствии отдал предпочтение музе истории, а не поэзии.

Вероятнее всего, круг гостей, их откровенные разговоры, а также приезд Сергея Александровича повлияли на то, что Александр Васильевич Поляков в конце 1929 г. был уволен из университета.

Александр Васильевич Поляков. 1931 г.

Он переехал в Самарканд, где во время войны, несмотря на почтенный возраст, работал главным хирургом одного из военных госпиталей. Александр Васильевич Поляков был заслуженным врачом Узбекистана, орденоносцем. Умер в 1958 г.

«С девяти лет я жил без отца», — вспоминал Юрий Поляков. Да, родители Юрия Александровича, к сожалению, расстались. Старшая сестра его матери Софья Евгеньевна писала из Москвы письма, просила Лиду вернуться.

По возвращении в Москву Лидия Евгеньевна и Юра (старшие сыновья жили своей жизнью) ютились в съемной малюсенькой комнатке в коммуналке. Чтобы заработать на жизнь,  Лидия Евгеньевна трудилась надомницей, в частности, изготавливала ёлочные украшения. В этом ей помогал сын, впоследствии вспоминавший: «Это придавало нашей комнате в шесть с половиной метров праздничный вид. На верёвках висели красные персики и абрикосы».

«Болшевский воздух, купание летом и лыжи зимой укрепили мое здоровье»

Когда объявился владелец коммуналки, Лидии Евгеньевне пришлось заняться поисками нового жилья.

«Оно нашлось на сей раз за городом — в Болшеве, — писал в своих мемуарах Юрий Поляков. — Минутах в двадцати от станции среди березовой рощи у высокого берега Клязьмы на довольно значительном участке (соток тридцать, вероятно), известный врач-отолоринголог Преображенский построил небольшую дачу. В ней по существу были две больших комнаты, правда разделенных перегородками, и веранда. Одна комната, хорошо обставленная, считалась хозяйской. По существу это была спальня, которая могла служить гостиной. Перегородками она отделялась от двух крохотных коморок. Во второй большой комнате — столовой — перегородка отделяла небольшой — метров на 10 — закуток. Голландская печь, стоявшая между столовой и хозяйскими апартаментами, отапливала всю дачу. В кухне была настоящая русская печь, на которой надлежало спать старикам или детям. В русской печи готовилась еда, но требовались, конечно, и керосинка с примусом. Туалет, разумеется, находился во дворе. За водой приходилось ходить к колодцу, расположенному метрах в трехстах.

       Дачей распоряжалась жена Преображенского (правда, они находились в разводе), актриса Малого театра».

Построивший дачу в Болшеве Борис Сергеевич Преображенский (1892-1970) —  оториноларинголог и дефектолог,  впоследствии академик  Академии медицинских наук СССР (1950). Его жена Алла Васильевна Преображенская (в девичестве Ермолова, фамилию сменила в 1911 году в связи с замужеством) работала в Малом театре. В анкете, хранящейся в архиве Малого театра,  с которой мне довелось познакомиться, в графе «Имели ли недвижимую собственность, какую и где после Октябрьской революции» Алла Васильевна указала: «Дачу имею на ст. Болшево, Сев. ж.д.». Видимо, после развода в 1933 году Б.С. Преображенский оставил дачу бывшей супруге.

       В распоряжение съёмщиков жилья, по воспоминаниям Юрия Полякова, «поступала столовая с закутком, где стояли мамина и моя кровати, столик и бельевой шкафчик. Ставилось условие: летом столовая, две каморки плюс терраса сдавались дачникам, а нам оставался лишь закуток».

       «Кухню предприимчивая актриса тоже сдала, — продолжает Юрий Поляков. (Кстати, в упомянутой выше анкете Алла Преображенская написала, что после развода живёт вдвоём с сыном. Видимо, не располагая лишними деньгами, она и сдавала помещения дачи.) —  Там поселилась несчастная украинская крестьянка. Она с мужем, спасаясь от раскулачивания, перебралась в Московскую область. Муж устроился путевым обходчиком. Семья (у них было двое маленьких детишек) жила в старом вагоне, стоявшем на запасных путях. Отапливали углем, которого при железной дороге было сколько угодно. Однако на железнодорожной дороге случилась авария, мужа обвинили во вредительстве и отдали под суд, а тётя Нюша с двумя ребятишками очутилась на кухне нашей дачи. Она жила, вероятно, бесплатно, но выполняла чёрную работу — мыла полы, подметала двор, топила печи и т. д. Летом шла заготовка дров — привозили бревна или шпалы, распиливали, а потом я работал колуном. От холода в доме мы не страдали».

       Школа, в которой стал учиться Юрий Поляков, располагалась недалеко от дачи, минутах в пятнадцати ходьбы. Он признавался, что со школами ему везло:  «Все учителя вели занятия разумно и интересно. Работали кружки, в том числе драматический. Я играл в гоголевской «Женитьбе» и в широко известной тогда пьесе Киршона «Чудесный сплав». Позже, когда имя Киршона перестало появляться на газетных страницах, а на афишах — названия киршоновских пьес, я воспринимал это, как личную потерю».

В своих воспоминаниях Юрий Поляков написал и о большом социальном эксперименте, который тогда проводился в Болшеве. Только, скорее всего, узнал он о нём гораздо позже, а не в свои школьные годы. Но, как историк, не мог не написать об этом эксперименте и не проанализировать его. Слово учёному и мемуаристу:

       «По другую сторону железной дороги находилась прославленная Болшевская коммуна. От станции туда ходил автобус — обыкновенная полуторка с прибитыми вдоль боков кузова досками в качестве сидений. Сзади борт был снят, и приделана трехступенчатая лесенка.

       В Болшевской коммуне бывшие беспризорники, многие детдомовцы, выходцы из колоний для несовершеннолетних правонарушителей, «перевоспитывались», приучались к созидательному труду. Для них построили различные мастерские, постепенно возник посёлок с большой фабрикой — кухней и магазином. Туда многие жители Болшева ездили за продуктами. Я не изучал опыт «Коммуны», не могу сказать, насколько он оказался эффективным, или закончился провалом. Напомню, что в те годы широко пропагандировался и опыт Макаренко. Но одно представляется очевидным — начинание носило гуманный характер. Вероятно, этот опыт в какой-то мере использовался и позднее. Подобного рода примеры существуют и за рубежом. Думаю, что в России с её ужасным уровнем преступности, в том числе несовершеннолетней, болшевский опыт следовало бы сделать массовым, разнообразя формы и методы трудового обучения, нравственного воспитания, используя современные достижения психологии, применяя, если нужно и медицинское лечение. Не сомневаюсь, что десятки или даже сотни тысяч молодых людей могут быть отвращены от преступности при помощи учреждений типа Болшевской коммуны».

Отметил Юрий Поляков и строительство, которое шло близ соседней с Болшевом станцией Подлипки, где появилось  большое оборонное предприятие. «Прошли годы, и там возник центр производства ракет для космических и других целей. Там, где была Болшевская коммуна и дачный посёлок Подлипки, вырос город, ныне именуемый городом Королёвым, а старое Болшево превратилось в его предместье», — писал Юрий Поляков.

Впрочем, мы забежали вперёд.

       «Болшево середины тридцатых годов было хорошим и популярным дачным местом, — вспоминал Юрий Александрович. — Летом берега Клязьмы заполнялись купающимися. В конце шестидневки на широкое поле у реки приезжали грузовики с московскими жителями — многие предприятия организовывали для своих сотрудников выезды на природу. Люди купались, загорали, танцевали, пели — каждый веселился по-своему. На отдельных машинах прибывали оркестранты, на других привозили продукты и напитки, буфетчики работали, не покладая рук.

       В это время, кстати, с продуктами дело обстояло неплохо. Карточную систему отменили, в магазинах было полно хлеба, мяса, различных круп, масла, колбасы, ветчины, консервов, сахара, конфет. Одежда и обувь тоже приобретались без трудностей».

Юрий Поляков. Болшево, ноябрь 1935 г.

Юрий признавался, что любил ходить на эти массовки: «Веселей становилось самому, видя довольные, радостные лица, слушая новые шлягеры. В моде тогда были неаполитанские народные песни. Недавно прошёл знаменитый фильм «Цирк», и всё чаще звучала песня из этого фильма «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек». Она стала своего рода гимном этих лет».

Подмосковное Болшево, похоже, не знало межсезонья. По воспоминаниям Юрия Полякова, зимой на Клязьму приезжали лыжники, но уже не коллективами, а индивидуально, или небольшими компаниями.      

«Для меня лыжи значили много, — отмечал Юрий Александрович. —  В свободное от школы и приготовления уроков время я становился на лыжи. У меня, как и у большинства, не было специальных лыжных ботинок с соответствующим креплением. Поперечный ремешок на лыже, под который всовывался валенок — и всё. Это примитивное устройство было вполне надёжным. Думаю, что болшевский воздух, купание летом и лыжи зимой укрепили моё здоровье, внеся немалый вклад в то, что мне удалось перевалить за 85 лет».

В отрочестве Юрий Поляков продолжал писать стихи, чему в немалой степени, очевидно, способствовали и живописные виды Болшева. Отношение к собственному стихотворчеству он уже в зрелые годы выразил следующим образом: «…Я рано понял, что я не поэт. Понимание такой простой вещи оказало благотворное влияние на мой характер. (…) Однако я не перестал пописывать стихи. Писать стихи, не будучи поэтом, — возможно, и полезно. Бывает такое состояние души, когда вдруг появляются стихотворные строки, наиболее адекватно отражающие это состояние. Иногда появляются мысль, наблюдение, которые лучше всего выразить в стихах. Пародии, эпиграммы веселят, скрашивают существование». Публиковать их автор не стремился. Но в книге «Вторая муза историка»  (М.: Наука, 2003) напечатаны избранные стихи Юрия Полякова, написанные им с 1936 по 1996 гг. Одно из стихотворений 1936 года, не исключено, навеяно болшевскими впечатлениями: «Ты часто здесь одна сидела, /Склонившись в думах над ручьем, / И, как Аленушка, глядела / В зеркально чистый водоем.// Ты далеко сейчас от дома, / Но я хожу сюда порой,/ Как будто струи водоема/ Мне сохранили образ твой».

       В те далекие уже годы (1935-1937) Юрий Поляков проявлял большой интерес и к общественной жизни, в особенности к международным событиям. Радиоприёмника у них не было. И он регулярно ходил на станцию, покупал «Правду» или читал её на газетной витрине. «Рано научившись читать, я увлекался газетами, — признавался впоследствии Юрий Александрович. — В эти годы (ещё до школы) моё мировоззрение складывалось под влиянием информации, которой я, безусловно, верил и не подвергал газетные сообщения критическому анализу. Нет, я их жадно впитывал. Не буду врать. Школа, естественно, укрепила мое понимание окружающего».

     Юрий Поляков с матерью Лидией Евгеньевной Поляковой. Болшево, 1937

Вспоминая то время, Юрий Поляков писал: «Очень большое влияние на настроения общества оказало (в дальнейшем подзабытое народом) обсуждение и принятие новой Конституции (1936 г.). Демократические принципы, провозглашавшиеся (но в большинстве оставшиеся лишь на бумаге) Конституцией, импонировали людям.

       На этом фоне первый крупный, широко освещаемый в печати судебный процесс — троцкистско-зиновьевского блока (1936 г.), хотя и поражал воображение, все же казался закономерным. Подробнейшие отчеты публиковались в газетах, аргументы обвинителя — Вышинского — убеждали, равно как и обстоятельные признания обвиняемых. Факт убийства Кирова был очевиден, и вина Зиновьева, Каменева и других находила в сознании большинства очевидное подтверждение».

       Между тем, время летело быстро. Юрий окончил семилетнюю школу, а десятилетки в Болшеве не было. Встал вопрос о продолжении образования. Поступить в московскую школу было непросто с юридической точки зрения, потому что Болшево находилось в Московской области. Помог Виктор Фиш, знакомый двоюродного дяди Юры Николая Дюрнбаума, снимавшего летом болшевскую дачу. Сын прибалтийского немца Николай Сергеевич Дюрнбаум (1889-1953) жил и воспитывался в семье Александра Васильевича Полякова, своего двоюродного брата. Он был инженером-строителем, автором ряда книг, учебников, справочников. После начала войны Н.С. Дюрнбаум, как обладатель немецкой фамилии, был арестован. В 30-е годы Николай Сергеевич, его жена Надежда и  их дочь Ирина, по словам Юрия Полякова, основательно помогали его маме и ему. По просьбе Дюрнбаума Виктор Фиш, учившийся в военной академии химической защиты, которая шефствовала над одной из московских школ, переговорил с  её директором, и вопрос решился положительно.

Новодевичье кладбище. Могила семьи Дюрнбаумов

       С октября 1937 года Юрий Поляков стал учеником московской школы № 353,  только что отстроенной на Бауманской (Немецкой) улице. Каждый день он ездил из Болшева туда и обратно.

По окончании школы Юрий Александрович, как отличник, мог выбрать любой факультет, но выбрал исторический факультет Московского института философии, литературы, истории (ИФЛИ) имени Н.Г. Чернышевского. Впереди была целая жизнь: участие в строительстве оборонительных рубежей под Москвой осенью 1941 г., где он находился вместе с будущим академиком Д.В. Сарабьяновым; работа на военном заводе в Свердловске, окончание МГУ и учеба в аспирантуре, защита диссертаций и многолетняя научно-исследовательская и преподавательская работа. Ю.А. Поляков был женат на историке Александре Яковлевне Поляковой (1921-2016).

Супруги Александра Яковлевна и Юрий Александрович Поляковы.

Их дочь  Елена Полякова — кандидат исторических наук. Умер Ю.А. Поляков 27 декабря 2012 года в Москве, похоронен 29 декабря 2012 года на Ваганьковском кладбище.

«История – моя жизнь, — говорил Юрий Александрович. — И вся моя жизнь прошла в изучении истории». А пребывание его в Болшеве в отроческие годы осталось памятной страницей в биографии, о чем свидетельствует глава в мемуарной книге Ю.А. Полякова «Минувшее. Фрагменты. Воспоминания историка», которая называется просто и безыскусно — «Болшево».

Леонид Горовой

Вам может также понравиться...

Добавить комментарий