Моя жизнь в космической отрасли


Автор: Аркадий Викторович Ганкевич, кандидат технических наук, почётный член Российской академии космонавтики им. Циолковского, награжден орденом «Знак Почёта», Памятной медалью Президиума АН СССР в честь первого в мире полёта советского человека в космос и Золотой медалью Академии наук ГДР (Королёв). Материал опубликован в №3 (61) историко-краеведческого альманаха “Подмосковный летописец” за 2019 год.


Сегодня я пенсионер, 36 лет проработал по космической тематике. Был инженером-конструктором, проектантом, испытателем, чиновником, научным сотрудником и одним из руководителей научно-исследовательского института. Думаю, что некоторые из моих воспоминаний будут интересны тем, кто небезразличен к истории рождения и становления нашей космической техники. В основном это те эпизоды, в которых я был или свидетелем, или непосредственным участником. Итак, в хронологическом порядке.

ЦНИИ-58. 1955–1959 ГГ.

После окончания артиллерийского факультета МВТУ им. Баумана в 1955 г. я был распределён в Подлипки (так тогда все называли г. Калининград) в артиллерийский ЦНИИ-58 к Василию Гавриловичу Грабину. Диплом защитил по артиллерийской тематике и с марта 1956 г. начал работать по ракетной. Занимался я разработкой отдельных систем и механизмов ракетного комплекса «Луна» и зенитной ракеты «Круг». Те времена у Грабина вспоминаю с величайшей к нему благодарностью за великолепную школу молодого инженера. Нам приходилось не только конструировать, но и вплотную заниматься технологией, сопровождением в производстве и даже полигонными испытаниями своих разработок. Что такое ракетный полигон Капустин Яр, я узнал, бывая там в командировках уже в 1956 и 1957 гг.

А.В. Ганкевич с дочерью Ниной на первомайской демонстраци

В середине 1958 г., обходя КБ и знакомясь прямо у кульманов с разработками сотрудников, Василий Гаврилович дал моим работам, носившим не только конструкторский, но и научно-исследовательский характер, хорошую оценку и рекомендовал поступить в аспирантуру, что в том же году я и сделал. В середине 1959 г. ЦНИИ-58 был закрыт, и все его сотрудники переведены в состав опытного конструкторского бюро ОКБ-1 С.П. Королёва. При распределении по новым подразделениям я был в отпуске, и по прибытии на работу друзья передали мне мою готовальню, карандаши, инженерные справочники и основную вычислительную систему – логарифмическую линейку. Было как-то грустно. Наступил новый этап моей – уже «космической» – биографии.

Василий Гаврилович Грабин

ОКБ-1. 1959–1961 ГГ.

Направили меня в отдел № 9 М.К. Тихонравова, в сектор К.П. Феоктистова, где занимались проектированием космических аппаратов «Восток» для пилотируемых полётов. В отдел входили также: сектор Г.Ю. Максимова по проектированию автоматических аппаратов для исследований Луны, планет, и орбитальных спутников научного назначения; сектор И.В. Лаврова по проектированию спутников военного назначения для фоторазведки «Зенит-2» и «Зенит-4»; подразделения, решавшие вопросы жизнедеятельности космонавтов, занимавшиеся тепловыми расчётами и др.

Михаил Клавдиевич Тихонравов начал заниматься созданием баллистических ракет в самом начале 1930-х гг. В 1932 г. он стал руководителем бригады знаменитой московской «Группы изучения реактивного движения» (ГИРД). А в августе 1933 г. была запущена ракета ГИРД-09 его конструкции. Она взлетела на 400 метров. Это был первый полёт отечественной жидкостной ракеты.

В 1954 г., будучи убеждённым сторонником изучения и освоения космоса, он подготовил докладную записку «О возможности и необходимости создания искусственного спутника Земли» и передал её С.П. Королёву и М.В. Келдышу. На основании этой записки и предложения Королёва о возможности для запуска искусственного спутника Земли (ИСЗ) использования разрабатываемой ракеты Р-7 было принято постановление правительства о создании первого ИСЗ.

Эскизный проект этого первого спутника, предназначенного для научных исследований, как отмечал сам С.П. Королёв, был выполнен в ОКБ-1 на основе наработок группы М.К. Тихонравова, сделанных ещё в болшевском НИИ-4. В 1956 г. Михаил Клавдиевич перешёл вместе с группой своих единомышленников на работу в ОКБ-1 и создал там знаменитый отдел № 9. Следует отметить, что этот первый ИСЗ был запущен третьим по счёту 15 мая 1958 г., уже после первого спутника (ПС-1) и второго ИСЗ с собакой Лайкой, отправленного в полёт 3 ноября 1957 г.

Михаил Клавдиевич Тихонравов

Константин Петрович Феоктистов (его все называли КП, как Королёва – СП), также перешёл на работу в ОКБ-1 из НИИ-4 Министерства обороны уже со своими наработками по возможным пилотируемым кораблям (проект ОД-2). После первого успешного полёта межконтинентальной ракеты Р-7 и первого запуска ИСЗ в ОКБ-1 стали обсуждать в очень жарких спорах планы дальнейших работ, в том числе о выведении на околоземную орбиту пилотируемых кораблей. Рассматривались различные варианты полёта – по вертикальной или баллистической траектории, или сразу на орбитальную.

В ноябре 1958 г. на Совете главных конструкторов споры были закончены и приняты три основных решения – спускаемый аппарат делать сферической формы с запуском на орбиту; приборный отсек делать герметичным; спуск в атмосфере на парашютах. Такие решения имели меньшие научно-технические проблемы, и их можно было быстрее реализовать. С начала 1959 г. начались интенсивные проектные и конструкторские разработки в отделах ОКБ, определение состава аппаратуры, подключение смежных организаций, экспериментальная отработка отдельных элементов конструкций. Вот такой была ситуация в ОКБ, когда я в конце июля пришёл в 9-й отдел. Определили меня куратором системы ориентации, систем электропитания, и ещё некоторых разработок смежных организаций. Я был в шоке. С одной стороны ощущение причастности к завораживающим перспективам развития новой техники, а с другой – полное неприятие характера новой работы. Я уже привык в ЦНИИ-58 к самостоятельной творческой работе у кульмана, к работе мозгами, а тут какое-то курирование. Пришлось также оставить аспирантуру. В таком состоянии я находился пару месяцев. Думал даже об увольнении.

Во многом деятельность нашего коллектива состояла из постоянного контроля и учёта всех изменений, появлявшихся у разработчиков и конструкторов новых решений, влияющих на проектные параметры корабля, в том числе схемных, габаритных, весовых и других. Особенно остро стоял вопрос баланса веса объекта. Весовая сводка обновлялась почти ежедневно. Контроль был – как за температурой больного в реанимации. Регулярно выходили приказы о премиях за снижение веса. Из своего, хотя и маленького, кураторского опыта, я предложил изменить схему питания довольно большого числа различных систем. Дело было в том, что каждый разработчик систем и приборов поставлял свои разработки с собственным блоком электропитания, так как все боялись взаимовлияния.

К.П. Феоктистов и Ю.А. Гагарин

Я предложил КП сделать соответствующие разработки. «Давай, дерзай», – ответил он, не особо веря в успех. Однако достаточно сложное и кропотливое взаимодействие с разработчиками аппаратуры показало реальную возможность новых конкретных решений. Экономия получалась значительной. Инициатива наказуема. КП решил так: «Теперь садись и сделай перекомпоновку приборного отсека». А это значит, менялись не только вес блоков питания, но и их габариты, места крепления, кабельные сети, менялись центровка всего отсека и частично приборная рама. Пришлось взяться и сделать. Вот это была уже моя работа, в основном чисто проектно-конструкторская.

В итоге. Первое – мне полагалась соответствующая премия (и очень большая). Но мне её не дали, заменив переводом в старшие инженеры с увеличением оклада с 1300 рублей до 1900). Второе – я перестал быть куратором, а стал ведущим проектантом по приборному отсеку корабля «Восток», как и мой коллега Олег Козюпа по спускаемому аппарату. Вопрос об увольнении отпал. Но самое интересное было впереди. После успешного полёта и посадки корабля «Восток 1К» с Белкой и Стрелкой на борту, в начале августа 1960 г., по приезде с полигона Константин Петрович Феоктистов собрал ведущих работников сектора и предложил «быстренько» проработать вариант доводки нашего «Востока 1К» для полёта космонавта уже в том же 1960-м году. Было принято решение молчать и, особенно начальству, ничего пока не говорить.

Мы это сделали буквально недели за две, и КП пошёл с докладом к СП. Встреча закончилась, как рассказывал КП, гневными высказываниями в его адрес: «Авантюрист, хулиган» и другими. В своей статье о Главном конструкторе Феоктистов эту ситуацию описывает так: «Королёв отнёсся к предложениям проектантов сдержанно».

Через несколько дней на совещании у К.Д. Бушуева (зама Королёва) Константин Петрович снова поднял этот вопрос, доложил о проработках. Надо же было такому случиться, что Королёв в это время позвонил Бушуеву, и тот сообщил, что у него обсуждают предложения КП по запуску космонавта. Королёв, как говорили, бросил трубку со словами: «Уж я к вам сейчас приеду!».

Тут же нам дали команду быстро собрать все материалы и принести их на совещание. Оно закончилось поздно вечером, а на следующий день вышел приказ по предприятию – всем, всем, всем готовить исходные данные. Практически с первых дней сентября начались работы по кораблю со знакомым всем индексом «Восток 3 КА».

Первоначально предполагалось, что космонавт просто «поприсутствует» в корабле и передаст по радиосвязи свои ощущения от полёта, чтобы проверить его самочувствие в условиях вывода на орбиту и в невесомости. Однако вскоре, по результатам анализа аварийных ситуаций, было принято решение о необходимости обеспечить участие самого космонавта в управлении полётом, особенно в случае экстренной посадки.

Нам с Олегом Григорьевичем Макаровым (будущим космонавтом) КП поручил дать предложения – как и по каким показателям должен действовать космонавт. Встал вопрос о необходимости специального пульта управления (ПУ). Первое, что пришло нам в голову – использовать в составе пульта глобус, на котором должно было отражаться текущее положение корабля на орбите и возможный район посадки в случае включения в этот момент тормозного двигателя. Естественно, на ПУ должны были отражаться и те показатели, по которым космонавту нужно было бы самостоятельно принимать решения. После определения функционального предназначения ПУ и его приборного состава мне было поручено разработать инструкцию космонавту, определяющую при необходимости порядок его действий.

Для консультаций и согласования предложенных решений по ПУ и инструкции космонавту мы с Олегом Григорьевичем очень тесно взаимодействовали с ЛИИ (Лётно-испытательным институтом) в подмосковном Жуковском. В основном общались с М.Л. Галлаем, известным лётчиком-испытателем, Героем Советского Союза и писателем. Оценив нашу работу положительно, он был искренне удивлён, что мы, не имея авиационного образования, выполнили очень специфическое задание. «Как же ты писал инструкцию космонавта, не имея никакого опыта?», – спрашивал он меня. Писал же я очень просто, смотрел в угол потолка и думал о том, что бы сам сделал в той или иной ситуации, находясь на борту. После всех согласований мы передали нашу документацию по ПУ конструкторам. Сам я работал над инструкцией вплоть до полёта Гагарина. Естественно, значительное время уделялось проектным работам по приборному отсеку, так как появлялись новые системы связи, телевидения, постоянно вносились изменения по приборам как смежников, так и устройствам своего КБ.

Марк Лазаревич Галлай

Особенно много было проблем по спускаемому аппарату у нашего коллеги Олега Козюпы. Это не только дефицит веса, но и объёмов «шарика» при размещении кресла космонавта, ПУ, связной и телевизионной аппаратуры, телеметрических датчиков и устройств для ручной ориентации корабля в случае необходимости. Работали в пожарном порядке, – сидели и по ночам на различных испытаниях, документация во многом была в «белках», а не на «синьках», о которых сегодня уже забыли. Эскизный проект по кораблю «Восток 3КА» был оформлен только к середине 1961 г.

Странно, удивительно, невероятно, но практически все проектно-конструкторские и производственные проблемы по «Востоку 3КА» были решены к концу 1960-го года. Остались комплексные испытания. Первый пуск с манекеном был осуществлён в марте 1961 г. Одновременно с проектными работами, вместе с Виталием Севастьяновым (будущим космонавтом), мы приняли участие в программе обучения первой группы космонавтов. Севастьянов давал в основном теорию. Я проводил занятия прямо в цеху на «живом» корабле, рассказывая о его конструкции, назначении отдельных систем, принципах их работы, и т.п. Из первой шестёрки претендентов чётко выделялся Гагарин. Во время занятия с группой он гулял где-то около, но после подходил, и мне приходилось для него одного рассказывать всё заново. Гагарин задавал больше всех вопросов. Наиболее коммуникабельным, всегда весёлым, с шуткой и улыбкой запомнился Павел Попович.

Моим завершающим этапом в отделе № 9 была разработка программы полёта корабля. Она определяла порядок выдачи команд от бортового программно-временного устройства, порядок выдачи команд управления и приёма телеметрической информации от наземных пунктов командно-измерительного комплекса (КИК) и судов плавучего телеметрического комплекса (ПТК), порядок использования и взаимодействия средств ВВС для поисково-спасательных работ и др.

В январе-феврале 1961 г. мне пришлось выполнить ещё одну небольшую по времени, но достаточно интересную работу. Спускаемую капсулу американского разведывательного спутника «Дискавери» в лесах Калининской (теперь Тверская) области нашёл местный житель. Разрубил её топором, засветил плёнку, но потом всё же передал куда надо. Вот её-то мне с группой сотрудников из других отделов и пришлось изучать и готовить соответствующий отчёт. Впечатление – совершенно другая культура проектирования и технологий, приборы без корпусов (одни платы), силовые полупроводники помещены прямо в шпангоуты корпуса капсулы, единая система питания (кроме аппаратуры «сигнал» для пеленгации капсулы при поиске), кабельная сеть очень изящная, с малогабаритными разъёмами. В общем, по сравнению с нашей культурой производства – небо и земля.

С.П. Королёв и М.В. Келдыш

Кроме собственно разработки программы со смежниками, приходилось очень много времени отводить процессу согласования и подписания самой программы в различных структурах министерств и ведомств. Финальным аккордом проведённых работ было их подписание у М.В. Келдыша и С.П. Королёва. Каждый из них как никто остро ощущал всю важность и свою ответственность за проведение полёта космонавта. Поэтому у них приходилось долго и подробно обсуждать все нюансы программы и инструкции, отвечать буквально на сотни вопросов в течение часа и более. Чувствовалось особое их беспокойство за безопасность полёта (особенно «въедливым» был Келдыш). По результатам полёта кораблей «Восток 3КА» как с манекеном, так и с Гагариным, замечаний и претензий к подготовленным документам не было. Итог лично для меня: я стал достаточно «публичным» специалистом, был рекомендован и принят во вновь образованное 4-е управление (космическое) Государственного комитета оборонной техники (ГКОТ) на должность начальника отдела лётных испытаний космических объектов.

ГОСКОМИТЕТ ПО ОБОРОННОЙ ТЕХНИКЕ. 1961–1965 ГГ.

Работа нашего отдела в 4-м управлении ГКОТ была направлена не только на обеспечение испытаний самих космических объектов, но и ракет-носителей (РН). В основном это было согласование деятельности различных организаций-разработчиков из промышленности, воинских частей (КИК, полигоны) и управлений Минобороны. Но, к сожалению, значительная часть времени уходила на работу в составе комиссий по анализу аварийных ситуаций. По линии ОКБ-1 С.П. Королёва отдел участвовал в лётных испытаниях не только всех шести кораблей «Восток 3КА», но и разведчика «Зенит-2», автоматических научных ИСЗ «Электрон», малых спутников (МС), межпланетных аппаратов МВ (Марс, Венера) и спутника связи «Молния-1».

Второй организацией, которая вышла в космос со своими разработками, было ОКБ–586 (КБ «Южное») М.К. Янгеля в Днепропетровске (в 1952–1953 гг. Янгель работал в подмосковном Калининграде директором НИИ-88). В 1961 г. начались испытания его ракеты-носителя (РН) лёгкого класса 63С1 (11К63) на базе боевой ракеты Р-12 средней дальности. На неё была поставлена вторая ступень с двигателем В.П. Глушко на компонентах кислород-гептил, имевшим самую высокую удельную тягу (эффективность). Одновременно была разработана целая серия Днепропетровских спутников (ДС) военного и научного назначения, и для отработки в космосе новых технических решений, в частности, электро-маховичной системы ориентации для спутника «Метеор». Но были и свои «но».

Первые пуски проходили сложно: пуск успешный – пуск аварийный. Выходили из строя гироскопические приборы первой ступени носителя. Было непонятно, почему на боевой ракете Р-12 всё было нормально, а у нас поломки. Наконец обнаружили причину: РН стартовала из шахтной пусковой установки для боевой ракеты Р-12. Поскольку на ракету устанавливали вторую ступень, менялся вес РН и время выхода её из шахты, появился новый спектр акустических колебаний конструкции, приводящий к разрушению гироскопов. Специалисты из НИИ-88 и Акустического института АН СССР провели модельные испытания и рекомендовали определённым образом провести доработку шахты, и аварии прекратились.

Михаил Кузьмич Янгель

Как член госкомиссии по запускам спутников ДС, в 1962 – 1963 гг. я проводил на полигоне Капустин Яр по несколько месяцев в году. В тот же период в ОКБ «Южное» на базе боевой ракеты Р-14 средней дальности была разработана новая РН-65С3 (11К65) и серия проектов связных, навигационных, геодезических ИСЗ и метеорологического «Метеор». Однако из-за перегрузки предприятия по созданию межконтинентальных ракет Янгель передал эти разработки в ОКБ-10 М.Ф. Решетнёву в Красноярск-26 (сейчас Железногорск), а проект ИСЗ «Метеор» во ВНИИЭМ А.Г Иосифьяну (Москва – Истра).

В 1963 г. на орбиту «вышло» ОКБ-52 В.Н. Челомея с запуском аппарата ИС для противоспутниковой обороны. ОКБ-52 располагалось в подмосковном Реутове и подчинялось Госкомитету по авиационной промышленности. Поэтому ничего о ходе проходивших там испытаний и разработок я не знал.

В августе 1964 г. прошёл успешный запуск РН «Космос-3» (11К65) с тремя спутниками связи «Стрела-1» (Космос -38, -39, -40), созданными в ОКБ -10 М.Ф. Решетнёва. Затем пошли связные ИСЗ «Стрела-2», навигационно-связной «Циклон», геодезический «Сфера» из серии, предложенной ещё ОКБ «Южное», а также были развёрнуты работы по переданному из ОКБ-1 спутнику связи «Молния-1». Предприятие на долгие годы стало ведущей организацией по созданию современных связных и навигационных систем.

В январе 1966 г. успешно запустили аппарат «Луна-9», разработанный в ОКБ-1 и изготовленный на заводе им. Лавочкина в подмосковных Химках. С этих пор НПО им. Лавочкина, где главным конструктором был Г.Н. Бабакин, стало головным разработчиком автоматических космических станций для исследования Луны, Марса и Венеры.

Замыкает наш ряд первых в стране создателей космических аппаратов и систем ВНИИЭМ, руководимый А.Г. Иосифьяном с его метеорологическим спутником «Метеор», производство которого было налажено в подмосковной Истре. Первый запуск «Метеора» состоялся в 1969 г. Это был наиболее совершенный аппарат по соотношению веса полезной нагрузки к весу ИСЗ в целом.

Что я вынес из опыта работы по испытаниям? Особенно много было различных аварий в разработках ОКБ-1 С.П. Королёва. Причины: они были первыми, энтузиастами, без достаточного опыта наземной отработки конструкций и систем. Номенклатура объектов была очень большой, все и всегда были перегружены. Сверху давили: «Давай, давай!» и «Быстрее!». Так требовала политическая обстановка и необходимость соревноваться со США.

Г.Н. Бабакин и М.В. Келдыш

В коллективе у Королёва говорили, что «работают на ТАСС, а не на нас». В ОКБ Янгеля и Бабакина наземная отработка была уже чуть ли не первостепенной задачей. Результат – минимум замечаний по пускам.

В то время в ОКБ Решетнёва сибиряки построили специальный корпус для отработки антенно-фидерных систем спутников связи, и «Молния-1» сразу полетела. Во ВНИИЭМ была впервые создана система контроля и испытаний с использованием ЭВМ. От Иосифьяна приезжали на полигон, делали контрольное включение и успешно посылали аппарат в космический полёт.

МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО МАШИНОСТРОЕНИЯ. 1965–1969 ГГ.

В марте 1965 г. госкомитеты и совнархозы были упразднены, и созданы министерства. В Министерство общего машиностроения (МОМ) вошли головные предприятия – создатели ракет и космических объектов, систем управления для них, радиотехнических систем, двигателей стартовых комплексов и др. На базе 4-го управления ГКОТ образовали главк, отделы которого курировали предприятия, создававшие космические объекты. Я же был направлен в подразделение, задачей которого было обеспечение работы научно-технического совета МОМ и курирование работ НИИ-88 (с 1967 г. – ЦНИИМАШ). Председателем НТС был министр С.А. Афанасьев, его заместителем и фактическим руководителем аппарата НТС – Г.С. Нариманов, бывший до того заместителем начальника НИИ-4 в подмосковном Калининграде (Болшево), профессор, доктор технических наук, лауреат Ленинской премии.

В системе аппарата НТС было две группы сотрудников. Одна – главных специалистов, занимавшихся подготовкой материалов заседаний НТС и курировавших научные темы НИИ-88. Вторая группа вела планово-экономическую и производственную деятельность института.

В первую группу входили: В.В. Архипов – боевые ракеты; А.В. Ганкевич – космические объекты и ракеты-носители; А.С. Качанов – системы управления боевых ракет; С.Г. Мурузян – ЖРД для ракет и космических аппаратов; Яковлев – стартовые комплексы; Л.Н. Бендрышева – учёный секретарь НТС.

Оценив ситуацию в отрасли, НТС направил свои усилия прежде всего на подготовку сбалансированных государственных планов и программ создания новых перспективных образцов ракетной и космической техники. Для подготовки пятилетнего плана работ по космическим объектам в НИИ-88 были созданы новые научно-исследовательские подразделения. Отделение по технико-экономическим исследованиям и тематическому планированию позднее было выделено в самостоятельную организацию «Агат».

Работы по подготовке пятилетнего плана шли с большими сложностями. Часто менялись установки сверху. Так в 1970 году Д.Ф. Устинов (ЦК КПСС) дал указание к очередному съезду КПСС подготовить что-то, позволяющее «достойно отметить съезд» (кратко ДОС). Срочно на базе корпуса космического корабля «Алмаз» под руководством К.П. Феоктистова было подготовлены предложения по долговременной орбитальной станции «Салют». Так родилась серия ДОС «Салют – 1, 4, 6, 7». Пилотируемые орбитальные станции военного назначения получили название ПОС «Салют-3», и «Салют-5».

В то же время бурно развивались все организации отрасли, создавались новые предприятия. В 1966 г. на базе комплекса НИИ-88 № 5 (датчики и измерительные системы) был создан самостоятельный институт измерительной техники (НИИИТ). На базе комплекса Г.Г. Конради был организован НИИ материаловедения (НПО «Композит»), занимавшийся разработками новых материалов теплозащитных покрытий и технологий их отработки. Вычислительный центр НИИ-88, созданный в 1959 г., с 1969 г. получил статус координационного вычислительного центра (КВЦ), а затем стал Центром управления полётами (ЦУП) для всех объектов отрасли.

Готовя и согласовывая проекты решений НТС, соответствующие разделы проекта пятилетнего плана и проекты постановлений правительства для их утверждения, мне приходилось неоднократно встречаться практически со всеми первыми лицами предприятий отрасли и узнать некоторые черты их характера, стиль и методы руководства.

Сергей Павлович Королёв, в моём представлении, был прежде всего блестящим организатором. Достаточно вспомнить его совет главных конструкторов. Главный был жёстким, требовательным, давал на проработку минимальное время. У него всё должно было делаться в кратчайшие сроки (часто в ущерб наземной отработке). Он часто выносил выговоры своим основным сотрудникам. Некоторые из них оценивали такие взыскания как награду – плохим работникам выговоров Сергей Павлович не объявлял.

Последняя моя встреча с С.П. Королёвым была в первых числах ноября 1965 г. Он просил ознакомить его с ходом подготовки пятилетнего плана отрасли. Наш с ним разговор был очень долгим. Его особенно интересовали разработки ОКБ-52 Челомея, которое до 1965 г. было в авиационной отрасли. В первую очередь речь шла о пилотируемом корабле «Алмаз» для детальной фоторазведки. Также очень внимательно Королёв знакомился с планами ОКБ-586 Янгеля (КБ-«Южное») и ОКБ-10 Решетнёва в Красноярске-26 (бывший восточный филиал ОКБ-1).

Михаил Кузьмич Янгель запомнился мне как идеальный Главный конструктор. Мне приходилось сотрудничать с ним в составе Государственной комиссии по запускам объектов его ОКБ, в комиссиях по анализу аварийных пусков, в Совете главных конструкторов. Все совещания он проводил спокойно, деловито, подводя их итог, делал чёткие выводы, давал конкретные поручения. Мне пришлось наблюдать, как его замы и руководители отделов, выходя с таких совещаний, буквально хлопали себя по лбу со словами: «Как же это мы сами не смогли сообразить?»

Владимир Николаевич Челомей

Владимир Николаевич Челомей в общении был очень приятным человеком, разговаривал всегда с улыбкой. Если визит к нему проходил где-то в середине дня, то приглашал к обеду в своей столовой со знаменитым большим столом в виде бублика. Мне также запомнилось его выступления на заседаниях НТС министерства. Обычно он подходил к плакатам, поднимал вверх глаза, говорил: «Мне видится…» и начинал выступление. В его ОКБ работал сын Н.С. Хрущёва Сергей Никитич. Челомей был очень близок к министру обороны маршалу А.А. Гречко и другим руководителям страны. Это давало ему определённые преференции, и он ими всегда стремился воспользоваться. Что, естественно, вызывало неудовольствие его конкурентов (ему даже приписывались некоторые черты коварства). В общении с его замами А.И. Эйдисом по космическим объектам и Г.А. Ефремовым по носителям мы всегда находили общий язык, и никогда не было никаких трений.

Алексей Михайлович Исаев был главным конструктором ОКБ-2, созданного в 1959 г. на базе ОКБ-2 и ОКБ-3 НИИ-88. Его ОКБ-2 (затем КБхиммаш) стало одной из ведущих фирм страны по жидкостным ракетным двигателям (ЖРД) для коррекции орбиты и торможения космических объектов, а также по созданию двигателей для баллистических ракет подводных лодок ВМФ. Основным предметом наших с ним встреч, как и с другими Главными, было согласование материалов к заседаниям НТС и перспективных планов. Это была обычная работа, но особым удовольствием от этих встреч было ощущение его мягкого, незлобного и острого юмора. Чего только стоят его крылатые фразы, которые цитировали не только в ОКБ-2. Подъезжая к зданию министерства, он обычно спрашивал попутчиков «Это что за жёлтый дом?». «Это МОМ», –отвечали все хором. Заместителем министра по двигателям был Г.М. Табаков. Так вот перед визитом к нему за указаниями звучало: «Кто нас учит, чудаков?». И ему в ответ: «Глеб Михалыч Табаков». Или, ожидая прибытия в ОКБ сотрудников министерства, предупреждал коллег: «К нам едут цыплята табака». Или проводит Алексей Михайлович совещание. На улице жара, в здании КБ душно. Выход – Главный ведёт подчинённых на лужайку в Лосиный остров, все снимают пиджаки, разговор идёт на приятном ветерке.

Валентин Петрович Глушко

С Валентином Петровичем Глушко предметом наших встреч были те же документы. Но обычно ещё до подготовки решения НТС он приезжал в МОМ, заходил в комнату главных специалистов, и очень вежливо, спокойно, внимательно обсуждал основные, зачастую скользкие, моменты будущих обсуждений на заседаниях НТС. Затем, с уже подготовленными материалами, принимал у себя в Химках. Дважды эти встречи заканчивались одинаково. Валентин Петрович предлагал мне спуститься вниз, в его, думаю, музей, и показывал висящий на стене документ, где стоит подпись С.П. Королёва в качестве заместителя Глушко. Вообще-то взаимоотношения Глушко и Королёва были, мягко говоря, достаточно сложными ещё с 1930-х гг., когда они работали вместе.

В конце 1930-х их обоих арестовали. Глушко направили в «шарашку» на Казанский авиационный завод, а Королёва на Колыму. Надо прямо сказать, что Валентин Петрович сделал очень многое для спасения Королёва, вытащил его в свою «шарашку», где и сделал Сергея Павловича своим заместителем. В дальнейшем основные разногласия обоих «титанов» были по применению ракетных топлив. Королёв отстаивал кислород-керосин, а Глушко вместе с Янгелем и Челомеем были за высококипящие компоненты. Как показал опыт и весь ход развития ракетостроения, оба были и правы, и неправы. Компоненты кислород-керосин стали применяться в новых космических ракетах-носителях, а высококипящие в боевых ракетах, что позволяло им долго находиться в боевой готовности в шахтах. Ярый сторонник высококипящих топлив Валентин Петрович Глушко создал самые лучшие ЖРД на кислороде и керосине для ракеты-носителя «Зенит» ОКБ «Южное». А в качестве главного конструктора НПО «Энергия» (бывшее королёвское ОКБ-1) в 1974–1989 гг. – ракетную систему «Энергия-Буран».

В конце 1969 г. я перешёл на работу в ЦНИИмаш в отдел по ракетам-носителям в основном для завершения диссертации, которой я занимался уже несколько лет.

ЦНИИМАШ В 1969–1972 ГГ.

В первые годы развития космических систем была принята стратегия создания ракет-носителей лёгкого, среднего и тяжёлого классов на базе боевых ракет путём установки на них вторых и третьих ступеней. Так в ОКБ-1 на базе Р-7 создали носители 8К72 (Восток) и 8К78 (Молния), а также семейство «Союзов». В ОКБ-52 на базе УР-500 –знаменитый «Протон». В ОКБ «Южное» носитель «Космос», «Интеркосмос» на базе Р-12, 65С3 на базе Р-14, носители «Циклон» на базе Р-16 и «Днепр» на базе Р-36М. В ОКБ-10 носитель «Космос-3» на базе Р-14.

Однако эти носители для различных типов космических аппаратов (КА) требовали существенной специфической доработки как первых ступеней, так и стартовых комплексов. Только один сверхтяжёлый носитель Н-1 создавался на криогенных компонентах совместно с кораблём Л-3 для лунных экспедиций. Поэтому мной был предложен другой подход. Во главу угла ставилась программа создания перспективных космических систем с обеспечением для них необходимых орбит, порядка выведения и международного сотрудничества. По этой программе в ЦНИИмаш была открыта специальная тема, и я пришёл туда на должность начальника сектора и замначальника отдела, руководителем которого был Виктор Михайлович Суриков – будущий первый замдиректора ЦНИИмаш.

Свой научно-технический отчёт как ответственный исполнитель темы я закончил в конце 1971 г. Её основу составляла разработка тактико-технических характеристик нового носителя среднего класса и тактико-технические требования к нему. Эти разработки легли в основу создания ракеты-носителя «Зенит» в ОКБ «Южное», первый пуск которого состоялся в 1985 г. В начале 1972 г. на основе проведённых исследований я завершил работу над диссертацией и защитил её в июле 1972 г.

Хочу отметить ещё одну проблему, которой тогда занимался отдел. В то время начались работы по сверхтяжёлому носителю «Энергия» с кораблём «Буран», аналогом американского «Шаттла».

А.В. Ганкевич в составе делегации в Болгарии (3-й справа)

В отделе провели анализ возможностей использования «Бурана», который показал, что реальных полезных нагрузок для него на тот момент не было. Мы предлагали создать для многоразового использования «маленькую птичку», в основном для пилотируемых полётов и обслуживания длительно работающих станций. Уже после моего ухода из отдела был подготовлен научно-технический отчёт с отрицательным заключением по «Бурану». Заслушав доклад В.М. Сурикова, директор ЦНИИмаш Ю.А. Мозжорин сказал, что не может утвердить отчёт. «Ты, конечно, прав, но за “Буран” Устинов, министерство, предприятия. Это же такие деньги для развития отрасли». В итоге институт дал по «Бурану» положительное заключение, а Суриков – начальник отдела по носителям, доктор технических наук, будущий лауреат Государственной премии по созданию носителя 1К68 «Циклон», будущий лауреат Ленинской премии за работы по носителю «Зенит» – с группой своих сотрудников ушёл из отдела. В 1977 г. они начали работать по новому направлению – созданию системы автоматизированного проектирования (САПР) на основе тогдашних ЭВМ.

А носитель «Энергия-Буран» дважды успешно совершил полёт, и всё. Основной причиной прекращения работ объясняли тяжёлым экономическим положением страны. Но если бы даже деньги были, что запускать? Никаких рабочих проектов на сей счёт не было. Выполненной осталась только задача «противодействие возможному преимуществу потенциального противника».

Занимаясь в отделе анализом использования полезных нагрузок носителей, я заинтересовался новым направлением применения ИСЗ – дистанционным зондированием Земли в интересах народного хозяйства. Это направление начинало бурно развиваться в США. Я продвигал его у нас. В правительстве вышло соответствующее постановление. В Институте космических исследований (ИКИ) АН СССР начались интенсивные научно-исследовательские работы. Руководство этим направлением было поручено Госкомитету по науке и технике (ГКНТ). Вот туда-то по рекомендации Г.С. Нариманова, тогда заместителя директора ИКИ, меня и пригласили на должность советника по науке.

ГКНТ В 1972–1976 ГГ.

Во многом работа в ГКНТ состояла из обеспечения деятельности научно-технического совета по проблемам создания средств для дистанционного зондирования земли (Д33) и методам использования полученных данных потребителями в интересах народного хозяйства. Совет возглавлял академик Е.К. Фёдоров – «папанинец», председатель Госкомгидромета. Были созданы основные организации – Государственный научно-иследовательский центр по изучению природных ресурсов (ГосНИЦ ИПР) и Госцентр «Природа» в Главном управлении геодезии и картографии, а также специализированные подразделения в институтах министерств геологии, мелиорации и водного хозяйства, рыбного хозяйства и др. Изменился порядок финансирования работ по народнохозяйственному космосу. Значительное место стало занимать международное сотрудничество в рамках программы «Интеркосмос». Началась реализация проектов по аэрофотосъёмке полигонов на территории СССР, Болгарии и ГДР с помощью специального самолёта АН-30. Особенно результативным было сотрудничество с ГДР по созданию многозональной фотокамеры МКФ-6 и синтезатора снимков, полученных в разных зонах спектра (МСП-4). Камера была разработан в ИКИ АН СССР, а изготовлена на «Карл Цейс Иена» в ГДР.

Также я принимал прямое участие в разработке камеры и в организации её лётных испытаний на корабле «Союз-22» (экипаж Быковский и Аксёнов). В дальнейшем МКФ-6 устанавливалась и на орбитальной станции «Салют».

В преддверии широкого использования материалов космических фотосъёмок и другой информации по зондированию Земли встал вопрос о подготовке соответствующих межправительственных соглашений. В ГКНТ в 1976 г. был подготовлен проект соглашения стран-участниц программы «Интеркосмос» о порядке распространения полученных материалов. Я, как руководитель делегации СССР, провёл такое согласование с правительственными органами Болгарии, Румынии, Чехословакии, Венгрии, Польши и ГДР. Затем совместно с МИД был подготовлен проект соответствующего документа ООН. На подготовку его к рассмотрению в США поехал мой сотрудник (я не владел английским).

Во время встречи во Владивостоке Л.И. Брежнева с президентом США Д. Фордом было решено расширить сотрудничество в области использования космической техники. В Москву прибыла американская делегация учёных, и было согласовано проведение эксперимента по использованию локаторов наклонного зондирования с установкой излучателя на американской станции, и приёмом сигналов нашей ДОС «Салют». Но с избранием нового американского президента Д. Картера отношения между странами резко ухудшились, и сотрудничество не состоялось. (А у меня уже были оформлены все выездные документы для поездки в Америку на запланированную вторую встречу).

В конце 1976 г. академик Е.К. Фёдоров предложил мне должность заместителя директора ГосНИЦ ИПР в Долгопрудном. Я согласился.

ГОСНИЦ ИПР. 1977–1983 ГГ.

В моём ведении находились подразделения, которые вели научно-исследовательские работы по методам измерений различных параметров атмосферы и созданию экспериментальных приборов и систем для съёмки земной поверхности в видимом и инфракрасном диапазонах спектра, СВЧ-радиометров в диапазоне 3–5 см и др. В одном из сканирующих радиометров для вертолётных съёмок мы начали использование ПЗС-структур с линейкой в 1024 элемента. Тогда это была прорывная технология, а сейчас почти у каждого есть телефон с мегапиксильной фотокамерой, не говоря о современных системах наблюдения из космоса. Одновременно ГосНИЦ ИПР выполнял функции заказчика спутников «Метеор», создаваемых гидрометеоспутников на стационарной орбите, первой серии штатных ИСЗ «Ресурс» и «Океан». На спутниках «Ресурс» планировалась установка сканеров высокого разрешения для проведения съёмок в видимом и инфракрасном диапазонах и сканера среднего разрешения для обзорного наблюдения. Для лётной отработки спецаппаратуры были созданы экспериментальные ИСЗ «Метеор-Природа». На них устанавливались приборы собственной разработки, сканер ИКИ АН СССР, спектрометрическая аппаратура, разработанная в ГДР и в Болгарии. Один из спутников «Метеор-Природа» с болгарской аппаратурой получил название «Болгария-1300»в честь 1300-летия образования государства.

Другим направлением деятельности ГосНИЦ ИПР была разработка методов обработки и интерпретации получаемых данных. Руководил этим направлением Ю.К. Ходарев, работавший ранее заместителем директора ИКИ АН СССР.

В сентябре 1983 г. в связи с рядом обстоятельств и по просьбе В.М. Сурикова я вернулся в ЦНИИМАШ.

СНОВА В ЦНИИМАШ 1983–1991 ГГ.

Тогда же, в сентябре 1983 г. В.М. Суриков был назначен начальником нового отделения, и ему понадобились специалисты по использованию данных дистанционного зондирования в новых системах вооружения. Так я стал руководителем соответствующего подразделения. В декабре 1990 г. как ответственный исполнитель темы, закончил соответствующий отчёт и практически больше этой тематикой не занимался.

В 1990 г. я был избран депутатом городского Совета народных депутатов, в 1990–1991 гг. работал заместителем председателя совета г. Калининграда на общественных началах, с января 1992 г. перешёл в совет на постоянную работу. В 1993 г. после штурма Белого дома и разгона советов стал заместителем главы Администрации города. И в совете, и в администрации я занимался экономикой города и перспективами его развития. Уволился из администрации в 1995 г.

В 1995–2003 гг. работал вице-президентом ЗАО «Инграс-М», где разработал проект программы развития г. Королёва в качестве наукограда. Указом Президента от 12 апреля 2001 г. город получил звание наукограда.

Город Королёв называют колыбелью космонавтики. Но в Подмосковье есть ещё Реутов, Химки, Пересвет, Звездный городок, Долгопрудный, Жуковский, есть Томилино, Краснознаменский, Медвежьи озёра, которые также внесли свой значительный вклад в становление и развитие ракетно-космической техники. Потому, думаю, и на всю Московскую область можно распространить понятие такой «колыбели».


Автор: Аркадий Викторович Ганкевич, кандидат технических наук, почётный член Российской академии космонавтики им. Циолковского, награжден орденом «Знак Почёта», Памятной медалью Президиума АН СССР в честь первого в мире полёта советского человека в космос и Золотой медалью Академии наук ГДР (Королёв). Материал опубликован в №3 (61) историко-краеведческого альманаха “Подмосковный летописец” за 2019 год.

Источник: https://www.i-podmoskovie.ru/history/moya-zhizn-v-kosmicheskoy-otrasli/


Вам может также понравиться...

Добавить комментарий