Уроки нравственности

Леонид Горовой

Случилось так, что её имя я открыл для себя, прочитав  сделанные ею в 1964 году записи двух судов над молодым поэтом, будущим Нобелевским лауреатом Иосифом Бродским (на обоих судах она присутствовала с начала до конца), которые были опубликованы в России только в 1988 году (журнал «Огонек», № 49). До того они распространялись в самиздате, а теперь их можно запросто найти в Интернете. Эти записи вызвали интерес к творчеству писательницы, побудили к знакомству с её книгами. Первой из них  прочитал повесть «Мой класс». Меня, как краеведа, она заинтересовала ещё и потому что в ней есть пять главок («Поездка в Болшево», «Охотники за марками», «Малыши», «Сочинения на вольную тему», «В поход!»), в которых речь  идёт о Болшевском детском доме. Автор — педагог, журналист и прозаик Фрида Абрамовна ВИГДОРОВА (1915-1965).

Страницы жизни и судьбы Фриды Вигдоровой

Она родилась  16 (по старому стилю — 3) марта 1915 года в городе  Орше в семье педагога Абрама Григорьевича (1885-1960)   и фельдшерицы Софьи Борисовны  (1889-1968) Вигдоровых.

Брат Фриды Исаак Абрамович Вигдоров (1919-1968) был военным лётчиком, в годы войны храбро воевал, удостоен  6 боевых орденов, в том числе орденов Красного Знамени и Александра Невского.

Видимо, пример отца повлиял на выбор Фридой профессии. Семнадцати лет она уехала работать учительницей в Магнитогорск. Оттуда вернулась в Москву в середине 1930-х годов вместе с Александром Кулаковским,  вскоре  ставшим её мужем. В 1937 году они окончили педагогический институт, в том же году у них родилась дочь Галя.

Фрида Абрамовна преподавала русскую литературу в школе, затем переключилась на журналистскую работу. Перед войной семья распалась, но бывшие супруги сохранили дружеские отношения. Александр Иосифович погиб на фронте 7 марта 1942 года. С его матерью Валентиной Николаевной Черемшанской Фрида Абрамовна поддерживала тёплые отношения до конца своей жизни.

В самом начале войны Фрида Вигдорова вышла замуж за писателя Александра Раскина. Его перу принадлежат несколько книг литературных пародий и эпиграмм, в том числе  «Очерки и почерки» (1959, 1962), а также книга рассказов для детей «Как папа был маленьким» (1961-1965), которая переиздается и в наши дни. По пьесе А. Раскина и М. Слободского «Звезда экрана» режиссёр Г. Александров поставил фильм «Весна» (1947).

Находясь с семьёй в эвакуации в Ташкенте,  Фрида Абрамовна работала специальным корреспондентом «Правды». В 1942 году у Вигдоровой и Раскина родилась дочь Саша.

     Лингвист по образованию, Александра Александровна Раскина в 1991 году с мужем математиком А.Д. Вентцелем (сыном учёного в области баллистики, генерал-майора Д. А. Вентцеля и математика, доктора технических наук, профессора Е. С.  Вентцель, снискавшей известность в литературе под  псевдонимом И. Грекова)  и дочерью уехала в США,  живёт в Новом Орлеане и преподает русский язык и литературу в университете Тулейн.

В послевоенные годы Фрида Вигдорова сотрудничала с рядом центральных газет, публиковала, в основном, статьи о проблемах школы и воспитания детей (часть из них написана в соавторстве с Норой Галь, впоследствии известной переводчицей).  Её первая книга (совместно с  Т. Печерниковой) «Двенадцать отважных» (1948) повествует о подпольной борьбе пионеров против гитлеровских оккупантов.  В литературной  записи Вигдоровой вышла книга матери героев Л.Т. Космодемьянской «Повесть о Зое и Шуре» (1950).

Далее последовали повесть о молодой учительнице «Мой класс», трилогия «Дорога в жизнь», «Это мой дом» и «Черниговка» (о детском доме, его директоре, воспитанниках, их судьбах) и дилогия «Любимая улица» и «Семейное счастье», в  которой представлен психологический портрет молодой женщины, жены, матери. Прототипами героев трилогии являются Семен Калабалин, ученик А.С. Макаренко (в его «Педагогической поэме» выведен под фамилией  Карабанов), также посвятившего себя работе в детских домах, и его жена Галина Константиновна, в «Педагогической поэме» Макаренко названная Черниговкой.

Основные произведения Вигдоровой посвящены вопросами воспитания молодёжи. С любовью писала она о благородной работе учителя и воспитателя в школе, детдоме, создавая яркие образы педагогов, раскрывая непростые характеры школьников. Другая важная тема ее публикаций — борьба за судьбы людей, в отношении которых допущена та или иная несправедливость. Часть документальных очерков Вигдоровой собрана в книге «Дорогая редакция» (М., 1963).

Став депутатом райсовета в Москве, Фрида Вигдорова обивала пороги чиновничьих кабинетов в настойчивых попытках помочь людям. И многим она действительно помогла.  Лидия Чуковская, сравнивая Вигдорову с писателем Владимиром  Короленко, писала: «Она делает то же самое [дело] — дело русской интеллигенции, главное изо всех возможных дел: вытаскивать тех, кто попал под колёса».

В 1964 году Вигдорова присутствовала на суде над Бродским и сделала запись судебных слушаний, которая получила широкое распространение в самиздате под названием «Судилище». Запись была многократно опубликована в разных странах, привлекла внимание мировой общественности к судьбе Бродского, который в сентябре 1965 г. был освобождён из ссылки. К этому моменту Вигдоровой уже месяц как не было в живых…

Повесть-исповедь «Мой класс»

Первой не в соавторстве написанной и не документальной  книгой Фриды Вигдоровой стала повесть «Мой класс». К работе над ней Фрида Абрамовна приступила после того, как её уволили из газеты «Комсомольская правда» во время идеологической кампании по борьбе с космополитизмом. По словам Александры Раскиной, «мама решила написать книжку про то, что ей было хорошо знакомо». На основе личного педагогического опыта Фрида Вигдорова написала повесть-исповедь молодой учительницы «Мой класс» (1949). Книга имела большой успех, получила издательскую премию, переиздавалась, была переведена на многие языки, в том числе японский, издана в Америке.

Повествование ведётся от имени молодой учительницы Марины Николаевны Ильинской.

Ещё далеко не всё ладится в её работе, но любовь к детям, стремление узнать их помогают ей найти верный путь во многих случаях. Учительница, от лица которой написана эта книга, повествует о своей работе правдиво и просто, это и заставит читателей волноваться вместе с нею, думать о рассказанном».

«Мой класс» и сегодня читается с интересом, столько в повести теплоты, непосредственности, живого человеческого чувства, обаятельных и рельефных портретов младших школьников.

Образы и прототипы

Главная героиня повести «Мой класс» Марина Ильинская первого сентября в первый послевоенный учебный год приходит в школу, впервые в новом для себя  качестве  — учительницы. «Я ваша классная руководительница», — представляется она ученикам. Начинаются будни — уроки, классные и домашние задания… Когда по вечерам Марина Николаевна проверяет груду тетрадей, рядом с нею пристраивается первоклассница Галя — соседка по квартире. «Мы с нею всегда дружили, но теперь я учительница — это не шутка! Галя, с колыбели звавшая меня просто Мариной, стала теперь называть меня по имени-отчеству».

В один из дней Марину Николаевну неожиданно навестил Шура Черемшанский — близкий друг школьных лет. Они окончили десятый класс накануне войны,  мечтали стать учителями.  Но война вмешалась в их планы. Ильинская осталась в Москве, дежурила на крыше, гасила зажигалки, училась. Черемшанский, окончив артиллерийское училище, ушёл на фронт, воевал. После войны осел на Украине, стал собственным корреспондентом «Комсомольской правды».

Александр не раз побывал в школе, сидел на уроках, перемены проводил с ребятами и подробно обо всём расспрашивал. Недели через две после его отъезда в «Комсомольской правде» был опубликован большой очерк о четвероклассниках Ильинской. «Я испугалась, даже огорчилась, — признаётся она. —  Зачем он это сделал? Но, читая, я увидела, что он писал не обо мне, а о работе учителя, о том, как трудно и как интересно находить ключ к характерам ребят. Всё, о чём мы говорили, что так занимало меня, нашла я в этом очерке и почувствовала, что он заставит задуматься не одного молодого учителя».

В очередной приезд в Москву журналист Александр Черемшанский сообщил Марине Ильинской, что  у него есть одно поручение: «Недавно моего товарища известили, что его сынишка, потерявшийся во время войны, находится в подмосковном детдоме. Товарищу сейчас оставить завод невозможно, а у меня как раз командировка в Москву, вот он и попросил привезти ему сына. Подумай, он все годы разыскивал мальчишку, потерял всякую надежду — и вот, пожалуйста: находится в Болшевском детском доме, можете получить!»

На следующий день Александр Иосифович пришёл  к  ребятам в школу и рассказал им, в частности, и о том, что «должен отвезти своему товарищу сына, которого отец не видел целых шесть лет. Тут, конечно, пришлось рассказать всё подробно: отец мальчика был на фронте, мать погибла во время бомбёжки, остался двухлетний малыш, который умел сказать о себе только то, что его зовут Вова Синицын, а маму — Марусей.

Кроме того, в кармане пальто у него нашли карточку, на которой он был снят, очевидно, с родителями, — это и было его единственным документом.

Заведующая детским домом, где отыскался теперь Вова Синицын, писала Шуриному товарищу, Григорию Алексеевичу:

«Уважаемый тов. Синицын! Все признаки сходятся, мальчика действительно нашли под Псковом в 1942 году. Он сказал, что его зовут Вовой, а мать — Марией. Карточку, на которой сфотографирован Вова с родителями (мальчик на коленях у отца, мать — слева, в белой блузке с галстуком, отец в тёмном костюме), я прислать Вам не могу, так как это единственный Вовин документ. Если она затеряется, у него не останется ничего, что могло бы удостоверить его личность. На днях я её пересниму и вышлю. Но лучше приезжайте сами. У мальчика голубые глаза и светлые волосы, над губой с левой стороны тёмное пятнышко. Посылаю Вам его теперешнюю фотографию, но вряд ли Вы сможете узнать в восьмилетнем мальчике своего двухлетнего сына. Ждём Вашего приезда. Л. Залесская».

Прервём здесь пересказ сюжета, чтобы ответить на некоторые вопросы  о повести и авторе. Как мы знаем, Фрида Вигдорова по образованию педагог и преподавала в школе. Но можно ли назвать повесть автобиографической? Является ли Фрида Абрамовна прототипом главной героини «Моего класса» Марины Николаевны Ильинской? Существовал ли на самом деле описанный в повести «Мой класс» Болшевский детский дом (ранее мне о нём не доводилось слышать)? Или это плод творческой фантазии автора? Ответить на эти вопросы я попросил живущую в США дочь  писательницы Александру  Раскину, электронный адрес которой хотя и не без труда мне удалось разыскать:  его любезно сообщила редакция журнала «Семья и школа», в котором в течение 17 месяцев — с августа 2010 г. по декабрь 2011 г. — печатали материнские дневники Фриды Вигдоровой под названием «Девочки», подготовленные к публикации Раскиной.

«Мне очень приятно, что кто-то интересуется «Моим классом» — пусть даже и в таком неожиданном аспекте, как детдом в Болшеве, — написала Александра Александровна. — На данный момент я ничего Вам об этом сказать не могу. Если б Вы знали, как часто я себя ругаю, что и о том маму не спросила, и об этом — а теперь уж никто не скажет. Вы, конечно, правы, что вообще никакого детдома в Болшеве могло бы и не быть — ведь это не документальная книга, а художественная. Как сейчас говорят в России, фикшн.

У меня, правда, осталось смутное впечатление, что история с мальчиком Вовой Синицыным из болшевского детдома «взята из жизни» (но не обязательно из этого детдома), в частности, я помню, что с его фамилией мама отталкивалась от фамилии лётчика, однополчанина маминого брата — Владимира Синицы. Но у Владимира Синицы такой истории с сыном не было, как я только что узнала у своей двоюродной сестры. Если что-то всплывет, я Вам сразу сообщу.

Теперь отвечаю на остальные Ваши вопросы.

Нет, автобиографической эту повесть назвать нельзя: Марина Николаевна много моложе мамы, у нее нет семьи, если и есть у неё друзья, то читатель знакомится только с одним из них. У мамы же были вокруг и родные (родители  и брат), и своя семья: муж, двое детей — как Вы знаете из дневника в «Семье и школе», и огромное количество друзей, которые окружали её всегда, ещё со школы.

Но опыт свой учительский она, конечно, Марине Николаевне передала.

Меня часто спрашивают: «А где сейчас Дима Кирсанов?» (один из героев «Моего класса». — Л.Г.). Про других тоже спрашивают, но про него чаще всего. И помнят наизусть (через полвека и больше!) его стихи про друга — что меня всегда поражает. И очень бывают читатели разочарованы, узнав, что мальчики эти — собирательные образы, а часто вообще плод авторского воображения. Мама рассказывала, что единственный мальчик, «взятый с натуры», — Валя Лавров — был во многом «списан» с её ученика Бориса Чайковского, будущего известного композитора (1925-1996). Но и реплику Вали Лаврова, всем запомнившуюся: «В сущности, Маршак переводит довольно недурно» мы находим в «Девочках»: её произносит 12-летний мальчик, пришедший к нам в гости.

Но некоторые другие образы (не учеников) взяты из жизни. Марина Николаевна то и дело поминает свою любимую учительницу Анну Ивановну: это мамина учительница Анна Ивановна Тихомирова.

Соседская девочка Галя — это моя старшая сестра Галя. Похожие эпизоды мы видим и в «Девочках», и действительно полубиографических (по крайней мере, что касается двух дочерей героини) маминых повестях «Семейное счастье» и «Любимая улица».

Из «Девочек» мы знаем, что Галиного отца («папу Шуру»), Александра Кулаковского, убили на войне в 1942 году под Гжатском. Эту судьбу (и имя) мама отдает брату Марины Николаевны. Но и «воскрешает» Александра Кулаковского в образе Шуры Черемшанского (фамилия матери Кулаковского).

Есть ещё какие-то эпизоды, фразы, мелочи, «взятые из жизни», но они часто по-другому поворачиваются, видоизменяются, как и положено в фикшн».

Продолжение поиска

О  «болшевской проблеме»  Александра Александровна сообщила исследовательнице  творчества Ф.А. Вигдоровой, архивистке, текстологу, историку и культурологу Марии Майофис. Вот выдержка из её ответного письма  Раскиной: «На мой взгляд, многие эпизоды «Моего класса», как и других прозаических сочинений Вашей мамы, имеют непосредственную связь с её журналистским опытом. Если есть задача найти реальный «прототип» детдома в Болшево, описанного в «Моём классе», возможно, имело бы смысл просмотреть насквозь её публикации в «Комсомольской правде» за несколько лет до выхода «Моего класса» (хотя, скорее всего, в соответствующих эпизодах «Моего класса» сплелись сразу несколько журналистских сюжетов; кстати, ведь в «Черниговке» есть очень похожий эпизод, когда отец-фронтовик находит потерявшегося ребенка; скорее всего, это вариации одной и той же реальной истории).

…Я смогла точно датировать время начала работы над «Моим классом» — это не 1948-й, а 1946-й год: именно тогда в «Комсомольской правде» были опубликованы две первые главки повести (текстуальные расхождения между ними и окончательной редакцией есть, но они не очень существенные).

Уже отправив Вам письмо, поняла, что использованное в нём выражение «начало работы над книгой» неточное и требует пояснения. Моя гипотеза: то, что Ваша мама написала для «Комсомольской правды» в 1946 году, было задумано ею как серия газетных дневниковых очерков. Они совершенно логично встраиваются в общую публикационную стратегию «Комсомолки» 1946 года по школьной тематике — могу предположить, что Ваша мама эту стратегию собственноручно и выстраивала… В какой момент было принято решение превратить уже опубликованные в «Комсомолке» очерки в книгу, мне сказать сложно; возможно, что действительно уже после увольнения из газеты. Однако важно, что и повествовательная форма, и основные педагогические идеи были придуманы уже в 1946 году».

Конечно, «Мой класс» — книга не документальная, а художественная,    согласился  я с Александрой Раскиной.  Но меня не оставляло ощущение, что детдом в Болшеве был, и Фрида Абрамовна в нём бывала, а уж в самом Болшеве — наверняка. Ведь она выбрала именно это название, а не какое-то другое.

«Я могу поспорить с Вами, — писал я Александре Александровне, — насчёт автобиографичности повести, если учесть, что Фрида Абрамовна написала об учительнице (коей она одно время работала), а не о ткачихе или колхознице. Отличия в возрасте, семейном положении между писательницей и её героиней легко объяснимы: она ведь писала не о себе и явно не собиралась полностью воспроизводить свою биографию. Приведу мнение прозаика Юрия Павловича Казакова: «Произведения всех авторов автобиографичны — автобиографичны в том смысле, что всё, чем их произведения наполнены, — события, детали, пейзажи, вечера, сумерки, рассветы и т.д., — когда-то происходила в жизни самого автора. Не в той последовательности, в какой описано в рассказе или в романе, но автор это должен пережить сам». Впрочем, у нас с Вами и разногласий по сути нет. Вы ведь признаёте, что «опыт свой учительский она (Фрида Абрамовна — Л.Г.), конечно, Марине Николаевне передала». Цитату Казакова я взял из воспоминаний Марины Литвиновой (по первому мужу — Белосельской). Она 5 лет была вместе с Юрием Казаковым. Когда они путешествовали, и у них закончились деньги, Марина отправила телеграммы с просьбой прислать деньги маме и… Фриде Абрамовне Вигдоровой. Вот такая деталь.

Оказалось, Александра Раскина была знакома с Мариной Литвиновой, с которой одно время жили в одном подъезде: она снимала комнату у переводчицы О. Холмской.

Разыскивая в интернете материалы по интересующей меня теме, я нашёл детский портрет Саши Раскиной  работы П.А. Валюса. Петра Адамовича я не застал, а вот с его вдовой прозаиком Анной Витальевной Вальцевой и спутником её последних лет поэтом Борисом Дубровиным был дружен много лет. Был я знаком, правда, шапочно и с сыном художника и писательницы Валерием Валюсом (виделись на его выставке, которую он устраивал на улице Беговой в Москве). Я написал об этом Александре Раскиной.

Александра Александровна согласилась, что мир тесен… И вспомнила рассказ Анны Витальевны: «Мы познакомились семьями в Дубултах, в доме творчества писателей летом 1955 года. Мои родители знали А.В. по повести «Осень в Щеглах», а Валюсы читали все мамины книжки, в частности, «Повесть о Зое и Шуре», мамину литературную запись (автором проставлена Л.Т. Космодемьянская). Оказалось, что у Валеры Валюса это в детстве была любимая книжка. А рассказ А.В. был такой. Валера лет в 11 шёл на день рожденья к другу-однокласснику Яше. Что подарить? Валера говорит: «Я ему подарю свою «Повесть о Зое и Шуре». (Тогда было допустимо дарить не новые книжки из дому: пять только лет после войны прошло, все были небогатые.) А.В. говорит: «Ну что ты, Валера, ты же так любишь эту книжку! Давай подарим вот этот томик Некрасова». А Валера возмутился: «Что ж, я Яше подарю плохую книжку, а себе оставлю хорошую?!» Очень мы все смеялись…»

Продолжение следует