«С миру по нитке шёлковой…»

            Ранее неизвестные сведения об архитекторе

В 2015 году мной, Владимиром Алексеевичем Парамоновым, была опубликована в пушкинской газете «Маяк» статья «Обретая бессмертие», посвященная 140-летию Семёна Митрофановича Ерофеева, архитектора, создавшего проекты часовни в Тарасовке, здания больницы (ныне библиотеки), на котором теперь открыта памятная доска Сапожникову, и часовни-мертвецкой в Куракино (ныне г. Королёв, мкр. «Передовая текстильщица»), ставшими настоящими архитектурными и краеведческими шедеврами…

            И вдруг этим летом мне пришло письмо на адрес электронной почты от Ивана Крылова, научного сотрудника физфака МГУ:

 «Ваш контакт мне любезно предоставили в редакции газеты «Маяк». В  №25 этой газеты за 2015 год, на странице 8 помещена Ваша статья, посвященная личности архитектора Семена Митрофановича Ерофеева, автора проекта часовни в Тарасовке в память о войне 1812 года. Я с большим интересом прочел эту статью и очень благодарен Вам за публикацию материала, столь интересного для всякого, кто интересуется историей своей страны. Но для меня Ваша статья особенно дорога.

Дело в том, что С.М. Ерофеев — старший брат моей прапрабабушки, Анны Митрофановны Крыловой, урожденной Ерофеевой. В настоящее время я занимаюсь изучением семейной истории и мне хотелось бы поделиться с Вами некоторыми сведениями о семье Ерофеевых. Отец Семена Митрофановича — Митрофан Николаевич Ерофеев (1837-1898) был человеком среднего достатка. По семейным воспоминаниям, он служил приказчиком, управляющим магазином в г. Сызрани. Хотя документы свидетельствуют о том, что какое-то время он владел своим делом: в 1885-1890 годах состоял в сызранском купечестве. Был в своем городе человеком известным, неоднократно избирался гласным Сызранской городской думы, проявил себя как один из самых активных ее членов. В протоколах заседаний думы сохранились стенограммы его, подчас очень эмоциональных, выступлений. По собранным мной сведениям, у Митрофана Николаевича и его жены Марфы Семеновны (1843-после 1919) было трое сыновей: Николай, Константин, Семен и дочь Анна. Все получили хорошее образование. Сыновья окончили сызранское реальное училище, моя прабабушка — сызранскую женскую гимназию. На продолжение образования зарабатывали уже сами, работая в частных банках. Константин Митрофанович учился в Императорском Московском техническом училище на химическом отделении (будущее МВТУ им. Баумана), но не окончил его из-за проблем со здоровьем. В 1930-х годах жил в Баку. Николай Митрофанович в начале 20 века жил в Сызрани, как и отец избирался гласным Сызранской думы, вероятно, имел свое дело. Анна Митрофановна в 1902 году вышла замуж за Владимира Ивановича Крылова, из купеческого рода города Бежецка Тверской губернии. Познакомились они в Москве, где Владимир Иванович учился в университете. Одним из поручителей при венчании был «ученик училища живописи, ваяния и зодчества, архитектурного отделения» Семен Митрофанович Ерофеев. Анна Митрофановна всю свою жизнь посвятила семье, воспитанию четверых сыновей, двое из которых пропали без вести во время Великой Отечественной войны. Интересно, что один из сыновей стал геологом, как и его двоюродный брат Николай Семенович Ерофеев. Крылов Георгий Владимирович (1914-1995) работал в системе Главгеологии министерства цветной металлургии. С 1949 года начальником производственного отдела Казахского геолого-разведочного треста, затем был назначен главным инженером-заместителем управляющего Казахским геолого-разведочным трестом министерства цветной металлургии Казахской ССР. Многие годы трудился в должности заместителя министра геологии Казахской ССР. Заслуженный геолог-разведчик республики Казахстан. Награжден орденом «Знак Почета», медалями. К собранным Вами сведениям о Семене Митрофановича хотел бы добавить, что в 1918-1919 годах он работал в промышленно-техническом отделе Госконтроля, инспектировал заводское строительство. В мае 1919 года сложилась очень тяжелая обстановка с продовольствием в Москве, на его иждивении были четверо детей, жена и пожилая мать. Семен Митрофанович просил перевести его в Саратов на строительство завода «Звезда». Просьба была удовлетворена. Как складывалась их дальнейшая судьба и как семья оказалась в Майкопе я не знаю.

Я продолжаю работу по изучению истории рода, остается еще много открытых вопросов. Мне бы очень хотелось найти ныне живущих родственников Ерофеевых. Возможно, в процессе работы над материалом о С.М. Ерофееве Вы общались с его родственниками. Кроме этого я хотел бы узнать, из каких источников взяты чертежи часовни С.М. Ерофеева, приведенные в статье. В Центральном гос. архиве Москвы я нашел дело об утверждении проекта часовни, но доступ к нему затруднен. Необходимо разрешение собственника строения, либо доказательство того, что оно уже не существует. Но, насколько я знаю, краеведы из Пушкино и Королева уже работали  с этими материалами. Буду Вам очень благодарен за помощь и совет. 

Насколько мне известно, супруга Семена Митрофановича — Вера Елизавета Августовна происходила из рода Рене-Семен, ее дед Август Иванович Рене-Семен переехал в Россию из Франции, был известным книгоиздателем в Москве. (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B5%D0%BC%D0%B5%D0%BD,_%D0%90%D0%B2%D0%B3%D1%83%D1%81%D1%82). Информацию об этом выкладывали прямые потомки Семена Митрофановича на генеалогическом сайте. Я пытался связаться с ними некоторое время назад, но тогда они не вышли на связь. О том, что она была учительницей в Пушкино, я не знал. Может быть, Вы помните, в каких документах об этом упоминалось? Была ли она домашней учительницей или преподавала в учебном заведении? 

У меня есть две фотографии С.М. Ерофеева. Одна — выложенная его прямыми потомками на генеалогическом портале MyHeritage. Не знаю, насколько я имею право использовать ее без их согласия. Я уже говорил, что на связь они не вышли. Но я хочу попробовать написать еще раз. Другая — заверенная фотокарточка из личного дела при поступлении в Академию художеств в Петербурге, но она не очень хорошего качества. Высылаю Вам обе, вторую в обработанном и оригинальном вариантах».

В следующем послании были сообщены новые, неизвестные мне сведенья, и о детях С.М. Ерофеева:

«…У Семена Митрофановича кроме сына Николая (Николая Семёновича, смотри статью «Обретая Бессмертие» — В.П.) были ещё трое детей: Мария, Анна и Михаил…». 

И здесь ещё остаются вопросы, требующие напряжённого краеведческого поиска! 

Разорванный «Крог»

В 2018 году я опубликовал на сайте «История Королёва» статью «Замкнутый «Крог»» (https://historykorolev.ru/archives/4582), где упоминалось, что

«…Вдова Елизавета Васильевна (Сапожникова, урождённая Якунчикова – В.П.) осталась без крова над головой и средств к существованию. Анатолий Карлович Крог приютил её у себя – в результате оставшееся имущество Сапожниковых попало к нему. Как следует из дневниковых записей Н.С. Поспелова, чтобы помочь вдове деньгами, Крог продал свой дом (ныне там расположена музыкальная школа – В.П.) на Саввинской улице в Звенигороде и, возможно, именно тогда подарил священнику старинный иконостас: по времени это приблизительно совпадает с обнаружением Звенигородского чина». 

А этим летом на мой адрес электронной почты пришло удивительное письмо из Архангельска от Елены Галимовой, биографа Бориса Викторовича Шергина, известного русского и советского писателя:

«… Буду благодарна, если что-то удастся уточнить про звенигородские корни и вообще — про родословную Крога. Совсем нет у меня никаких документальных подтверждений. Борис Викторович Шергин называл «братом», «братишечкой», «названным братом», «брателкой» («названным» племянником – В.П.). Анатолия Викторовича Крога (†1953) (предположительно, родственника Крога, связанного с Сапожниковыми – В.П.), самого близкого ему по духу человека. Судя по всему, они примерно ровесниками были, то есть родился Анатолий Крог скорее всего в 1890-е годы (Шергин родился в 1893 году). Есть дата на могиле Крока (похоронен на Кузьминском кладбище в одной ограде с Шергиным) – 1895 год. (Но это может быть неточной датой: сам Шергин указывал после революции год своего рождения не 1893, а 1896). Есть упоминания о том, что Анатолий Крог был родственником Шергина по материнской линии (якобы их матери были двоюродными сёстрами). С момента переезда Шергина в Москву (1922 г.) и до конца жизни Крога они жили вместе. По профессии А.В. Крог был актёром (пел в Большом театре? – В.П.). В дневнике Шергина упоминается о том, что в 1940-е годы он руководил самодеятельным театральным коллективом в Хотьково (а это совсем рядом от г.Королёва – В.П.). Никаких документально подтверждённых сведений у меня нет. Всё – со слов биографов Шергина (или самого Шергина), без ссылок на документы. В дневнике Шергина упоминается о том, что Крог вспоминал детство (рождественские дни) в звенигородском доме. Вот эта запись: «Послезавтра Сочельник. Всё дни детства с брателком вспоминаем. Сени у них были тёплые, что зал, в Звенигородском их доме. Елка в потолок, подносы с орехами, с пряниками, с виноградом и яблоками. И долгие ранние годы детские в Богословском переулке как любит брателко мой вспоминать…»»

А вот, что удалось узнать из интернета. Анатолий Викторович Крог, дальний родственник Б.В. Шергина, называемый им «брателкой», «богоданным братом» или «названным» племянником.  Страницы дневника Бориса Викторовича, датированные 1959 годом — это плач по ушедшему «богоданному брату» Анатолию Крогу, с которым слепнущий писатель жил в окрестностях Троице-Сергиевской Лавры, на святой земле Сергия Радонежского. В сказах Б. Шергин часто пишет о братней любви, вине одного перед другим, ее искуплении и смерти одного или обеих братьев-поморов. Самое близкое по времени и настроению с плачем по «брателке» — сказ «Для увеселения», написанный Борисом Викторовичем в 1950-годы, когда Крог уже болел и тревога за него нескрываема. Анатолий Викторович Крог (1895−1959), дальний родственник Б.В.Шергина.

А вот ещё строки, из полученного письма: «Придет день воскресения яко светлое утро» — шергиновская эпитафия на могиле Крога. Косвенным указанием на происхождения Крога из Звенигорода является и такая запись в Дневнике Шергина: «Живя в Средней России, люблю, полюбил и по брату ставшего близким сердцу моему Савву Звенигородского».  

Удивительно, но Б.В. Шергин был также близок к Юрию Ковалю, имевшем загородный дом у нас в Черкизово. Узнаём из полученного письма:

«У Юрия Коваля есть прекрасные воспоминания о Борисе Шергине — «Веселье сердечное», они были опубликованы первоначально в «Новом мире» (кажется, в 1990 году, в №1), потом вошли в его книгу «Бойтесь лысых и усатых», а сейчас широко доступны в интернете. Наверное, главное, всё, что хотел,  Юрий Иосифович написал…  В Хотьково есть при библиотеке центр имени Бориса Шергина, правда, они мало что там связанного с Шергиным делают. Я знакома с живущей в Хотьково Галиной Львовной Дайн, искусствоведом, изучающей народную игрушку. Она мне пересылала всё, что написано по теме Шергин и Хотьково. но если появится у Вас что-то новое, буду рада, конечно. Очень надеюсь, что получится что-нибудь узнать о Крогах!»

И вновь открывается огромное пространство для краеведческого поиска!

Разгадана ли тайна портсигара?

В 2017 году на сайте «История Королёва» появилась моя статья «Я поведу тебя в музей» (https://historykorolev.ru/archives/3231), в одной из глав которой была предпринята попытка разгадать тайну портсигара драматурга Островского, который некоторое время хранился у Е.В. Сапожниковой…Там речь шла о том, что среди многих мемориальных предметов драматурга, свидетельствующих о привычках и увлечениях А.Н. Островского, фигурирует серебряный портсигар — изящная серебряная двустворчатая коробочка, украшенная гравировкой, с монограммой «А.О.» на крышке, была передана из Государственного Центрального Театрального музея им. А.А. Бахрушина в музей Островского, что в Щелыково (Костромская область). На клейме пробирного мастера проставлена дата «1863», позволяющая предположить, что портсигар так же, как и серебряный венок был заказан и преподнесен драматургу в честь его 40-летнего юбилея. А на внутренней поверхности нижней створки выгравирована пространная и немного высокопарная надпись:

«Въ даръ высокочтимой и отзывчивой Елизавете Васильевне Сапожниковой отъ благодарнаго Н.А. Кропачева, бывшаго личнаго секретаря умершаго великаго драматурга, создателя русской бытовой комедiи». 

Имя Елизаветы Васильевны Сапожниковой поначалу представляло загадку, которая, по мнению музейщиков, в итоге была разрешена. Е.В. Сапожникова, урожденная Якунчикова, оказалась родной сестрой Натальи Якунчиковой, жены известного русского художника Василия Поленова. Муж Сапожниковой, Владимир Григорьевич, происходит из известного рода купцов и предпринимателей Алексеевых, к которому, как известно, относится и Константин Сергеевич Станиславский. 

Всю цепочку владельцев предмета проследить не удалось. Известно лишь, что позднее он попадает к В.П. Стеллецкому, дальнему родственнику А.Н. Островского (его отчим —  пле­мянник драматурга), а от него к литератору И.Д. Волкову. В 1964 г. портсигар приобретает у Волкова ГЦТМ им. А.А. Бахрушина. Так обычная бытовая вещь, некогда принадлежавшая драматургу, связала незримой нитью имена многих людей. 

Но даже музейщикам, думаю, неизвестно, какие невероятные семейные переплетения существовали вокруг этого портсигара, о которых мне написал в «Одноклассниках» потомок рода Стеллецких – Василий Стеллецкий:

«…вдруг оказалось, что матерью Валентина Павловича Стеллецкого оказалась Елизавета Петровна, дочка Петра Ивановича Нахимова. Она действительно потом вышла замуж за Александра Сергеевича Островского (1829-1868),  (который служил с отцом Валентина в одном полку), являясь сыном брата известного драматурга… После 2-го замужества жили в Харькове, летом приезжали в имение Нахимовых в Новой Рябине Харьковской губернии (до продажи имения примерно в 1900). Возможно, к Александру Сергеевичу и его пасынку перепало что-то и из вещей самого А.Н.Островского, но мне кажется, что скорее всего — это были вещи семьи Островских, тем более, что у А.Н. Островского были свои прямые наследники…»

Чувствуете, какой неизведанный пласт открывается для краеведческих поисков!

Владимир Парамонов